Мясорубка во время Площади 2010 пошла в праймтайм основных телеканалов. Даже российское шоу “Comedy women” включило в свой пошловатый номер: “В твоей_голове_ разные позиции… А в Минске_ разогнан_ митинг оппозиции!”
Прелюдия – залог резонансной акции. Это касается не только политики. Итак, несколько суток до демонстрации.
Тарковский снял удивительный фильм “Солярис”. Настолько своеобычный, что Станислав Лем рассказывал мне в нулевых, как он им недоволен. Бывает, что цепляет какая-то сцена, эпизод, даже жест. Для меня предвестником такого интуитивного ужаса стал звон подвесок из хрусталя уходящей несуществующей женщины. Совсем, как накануне Площади.
Совещание кандидатов в президенты превратилось в шапито. Представитель Михалевича внимательно слушал и шевелил ушами. Права голоса ему, кажется, кандидат не дал. Усс, ссылаясь на “знакомства в Службе безопасности президента” что-то там предлагал космическое. По итогу ему прилетела ответка в виде реального приговора суда: их слушали. Рымашэуски в носках бегал за Статкевичем по лестнице: “мы не позволим тебе… Под дубинкиии…” Вафёл позорный. Не позволит он. Кто Статкевичу что-то может запретить. Впоследствии оказалось, что христианский демократ Виталик писал доносы.
Кстати, по поводу прослушки. Слушали всех, тотально, многих ещё за полгода до выборов. Целые простыни стенограмм вмешательства в личную жизнь стали основой обвинительного заключения, представленного прокуратурой. Скайп, почта, офисы, телефоны, квартиры фигурантов.
Николай Викторович говорил с кандидатами в президенты Санниковым и Некляевым за пару дней до выборов. Встреча с поэтом была в кафе, почти публичной, молодежь, узнав политиков, подходила фотографироваться. Присутствовал шеф штаба Некляева Дмитриев, договорились о встрече за два часа до Площади для координации действий. Подробности сверкали в улыбках кандидатов.
С Санниковым и Бондаренко Статкевич совещался 17 декабря в кафе на Круглой площади. Содержания разговора не знаю, следуя протоколу удалился, после разговора с шефом.
Больше из кандидатов говорить было не с кем.
17 декабря вечером стало известно, что задержали лидера “Молодого Фронта” Дашкевича и его соратника Лобова. Второй тот ещё дурак, простите. Таскал с собой какой-то гвоздодер, хотя сам десантник после демобилизации, вроде и так бы справился. Не буду рассказывать, к какой политической опции принадлежал молодой дембель до “Молодого фронта”, он искупил свое. На парней напали два штатных провокатора МВД. Дальше синхрон: следствие, суд, приговор.
Меня ситуация подбешивала. Спросил кандидата: “Николай Викторович, спрятать Вас?” Статкевич сдержанно отвечал: “Я их не боюсь”.
Сошлись на том, что день выборов Николай проведет в очень-очень секретном месте. А именно — моей квартире, руководителя его штаба. Там его точно не найдут.
Среди нас не было специалистов по личной безопасности. Мероприятия по эвакуации политика скорее опирались на здравый смысл, чем на опыт. Трое в подъезде, визуальный контроль высоких точек двора, люди на выезде из него.
Николай Викторович явно больший интеллектуал, чем я. Смотрел исторический канал. Я успел сходить купить бутербродов, проголосовать. Обожаю единение с народом в буфете. “И за кого же Вы голосовали?”— с плохо скрываемой иронией поинтересовался кандидат. Надо было подыграть. “Да, так, за одного профсоюзного деятеля”. (Официальное место трудоустройства Статкевича в предвыборной биографии – сотрудник профсоюза РЭП).
В шесть была назначена встреча с Владимиром Некляевым и шефом его штаба Дмитриевым. На частной квартире, в доме возле администрации Луки. Мы не опоздали, все-таки точность – вежливость королей. Нас впустила немолодая взволнованная женщина в халате. Я до сих пор не знаю кто это: бывшая жена, или сестра Некляева. ” С Володей все будет хорошо, правда?” – с тревогой спросила она. Статкевич улыбнулся так, как умеет улыбаться только женщинам. “Усе будзе добра”– сказал он. Даже я ему поверил.
Потянулись минуты ожидания. 10 минут. 15. Кандидат не на шутку гневался. “Сергей Владимирович, где Некляев? Делайте свою работу!”
Набираю Дмитриева. Кстати, у мелкого был номер телефона с тремя шестерками и он страшно гордился своей аббревиатурой АД. Иногда такие штрихи скажут больше, чем книга.
Он поднял трубку. “Андрей, что случилось, где твой кандидат?” Последовала пауза, чуть больше, чем можно себе позволить в тот момент, но достаточно, чтобы маякнуть куратору. “Встреча будет в другом месте. Через десять минут за вами заедут, спускайтесь”.
Мы попрощались с хозяйкой. Во дворе уже ждал “Лексус” с водителем Дмитриева (“Ааа, Вас двое, ну садитесь, ха-ха, присаживайтесь”). Пока ехал, мне постоянно задевала физиономию висящая замшевая куртка Андрея. Ладно, будем считать прелюдия к будущему насилию.
Мы не знали, куда нас везут. По времени ещё успевали на вокзал, приезжали наши соратники из регионов и собиралась колонна на Площадь с Павлом Северинцем.
Авто, взвизгнув тормозами застыло. “Где это мы?” – недовольно спросил кандидат. Водитель: “Коллекторная, 42. Офис “Говори правду”.
Это была западня.
Некляев, казалось, совершенно подавлен и никаких переговоров не планировал. Он механически одевал красный лыжный комбинезон и… молчал. “Час молчания”, я так назвал эту странную ситуацию. Николай Статкевич заметно злился и у него плохо удавалось это скрывать. Пришла супруга поэта и офисная челядь мне строго порекомендовала уступить ей место. Да пожалуйста, женщина всё-таки. Николай Статкевич сквозь зубы сказал: “Сергей Владимирович, Вы бы сели куда-нибудь”. “Ничего, Николай Викторович, постою, я ещё молодой” – ляпнул и только тогда понял собственную бестактность — Ольга моя ровесница.
“Говори правду” собирались отправиться на Площадь своей колонной, охраняя микрик со звукоусиливающей аппаратурой. Со звуком случился ряд каких-то мутных историй. Ответственного за аппаратуру Мишу Пашкевича превентивно закрыли за сутки до события. Формальное основание, с его слов, “подозреваемый в сбыте фальшивых денежных купюр”. Непонятно, как пропала аппаратура, за которую отвечали Алейников и кто-то ещё. “Машину угнали, гипс снимают, клиент уезжает, ничего не знаю”.
Окружив микроавтобус мы двинулись вниз , к Немиге. Статкевич, Некляев и я шли сбоку от колонны. Путь преградил поставленный поперек автомобиль ДПС.
Сотрудник в форме говорил профессиональным речитативом “тормозим-машину к досмотру- дрожать- бояться”. Ему отвечали в похожем стиле, “Ваши действия незаконны-пропустите нас-и прочее”. Обычный диалог, достаточно мирный, из серии “ничто не предвещало”. Дальнейшее загадка для меня самого.
Руководитель службы безопасности кандидата Некляева схватился за борт милицейского авто как белка за шишку. Он был первый. Только потом присоединились остальные. Мне сложно говорить и думать плохо про этого человека, много лет с ним знаком. Но это он дал сигнал к атаке.
Откуда-то сверху раздалось громогласное: “работаем!”. Посыпались бойцы в черных масках, сумерки расцвели взрывами светошумовых гранат. Шел с кандидатами, мне достался обед с десертом: сразу две. На правой руке растекался ожог, сам лежал личиной в сугробе. Нет, я не был целью, ничего катастрофического со мной не произошло.
Самое страшное — это чувство беспомощности и безысходности. В голове колонны с нами шла совсем юная девочка, чья- то корреспондент, с камерой, чуть ли не больше, чем она сама. Она лежала на снегу в метре от меня и уроды в масках с особой жестокостью избивали ее ногами . Думаете она просила у них пощады? Нет, она плакала и ее единственной просьбой было “не разбейте камеру!” Я не мог ей ничем помочь, и мне очень стыдно. Если кто-то ее знает передайте, пожалуйста, что я искренне прошу прощения.
Орки что-то мудрили с микроавтобусом, нечто забирали и нечто грузили. Воздух буквально клубился от густого мата и запаха пороха. Транспортное средство потом покажут в новостях БТ, якобы начиненное арматурой и бандитскими страшными приспособлениями.
А вот людей, напавших на колонну не найдут никогда. Вначале БТ рассказывало, что пьяные оппозиционные хулиганы напали на милиционеров и избили их. Болонки Зимовского сняли трогательный репортаж, как стражу правопорядка БРСМовцы приносят в больницу цветы. Это же подтвердил по телевидению краткосрочный арестант Дмитриев. Потом вылез министр внутренних дел Кулешов и нехотя сказал: это не мы. Ничего не знаем. Все.
Опер КГБ на следствии убеждал, что у милиции не было необходимости избивать кандидатов в президенты. Достаточно задержать на законных основаниях, шествие по проезжей части. Неглупый довод, но они сделали так, а не иначе. Комитетские офицеры приватно твердили, что это дело рук российской военной разведки. Если так, что ДРГ ГРУ (ГУ) ГШ РФ безнаказанно творила на нашей земле?
Несмотря на гневные сотрясания воздуха в адрес Польши и Германии версия российской провокации изначально была главной у следствия. Ее озвучил кандидат БНФ Григорий Костусев в телевыступлении после ареста и его немедленно освободили, суток не прошло. Вроде как мышебратья пытались сорвать диалог режима с Европой. Чекистам трудно было поверить, что собственные сограждане устали за 15 лет от лживого хама в телевизоре.
…На лоб легла теплая рука и женский голос спросил: “С Вами всё в порядке? Вставайте”. Два подрыва светошумовой пиротехники вблизи почти лишили меня зрения и слуха. На снегу лежал Некляев в красной куртке, он показался мне одним сплошным пятном крови. В голове тот самый мелодичный звон женщины из “Соляриса”. Казалось, она уходит, не оборачиваясь и ее не догнать. Я улыбнулся вслед.
Хромая, подошёл Николай Статкевич. Подполковник смог отмахнуться от банды в масках, хотя и сильно пострадал, на скуле была обширная гематома. Синяк по-русски. Что-то ещё скверное с ногой. За него вступился молодой парень из колонны ГП, среди рядовых активистов и управленцев среднего звена у них были достойные люди.
“С Вами всё в порядке, Сергей Владимирович?”– буднично спросил кандидат. Я посмотрел на обожжённую руку, по которой, тая, стекал снег. С этой минуты для меня это была не просто работа, режиссура телевыступлений, программы, тексты, нравилось мне это или нет, я был на войне. Хороший офицер всегда сможет мобилизовать бойца. “Конечно, Николай Викторович. Можем идти”. Мы перелезли через забор детского сада и пошли дворами на нашу Площадь. Самую масштабную акцию протеста десятилетия.
Мы дошли до Площади. Мы были там.
About The Author
