Жизнь после смерти Розы Люксембург: почему сохраняется влияние немецкого марксиста.

Через сто лет после её смерти наиболее существенным прозрением Люксембург остается то, что социализм и демократия ничего не стоят друг без друга.

Вечером 28 октября, окончательно осознав избрание ультраправого бразильского президента Жаира Болсонару, британские левые провозгласили: “социализм или варварство”. Этот лозунг некоторые считают изобретением сторонников Корбина. Но впервые он был провозглашён более века назад в разрушенной войной Европе.

В 1915 году, выступая под псевдонимом Юниус, чтобы избежать преследования, немецкий лидер марксистов Роза Люксембург предостерегала: “Буржуазное общество стоит на распутье: или переход к социализму, или регрессия к варварству”

К ужасу Люксембург, вместо того, чтобы объединиться против Первой Мировой Войны, европейские левые партии объединились вокруг их национальных правительств. “Рабочие всего мира, объединяйтесь в мирное время – но во время войны перережьте друг другу глотки”, – едко заметила она.

Люксембург и другой лидер Карл Либкнехт ответили в 1916 году созданием революционной Лиги Спартака (названной в честь Спартака, лидера самого крупного римского восстания рабов), отколовшейся от Германской Социал-Демократической Партии.

Вырванные из их оригинального контекста, слова Люксембург – “социализм или варварство” – были высмеяны либералами как ложная дихотомия. Разве сталинизм не показал, насколько омерзительным может быть их сочетание? Если так, то Люксембург может с полным основанием претендовать на то, что она предвидела восхождение варварского социализма. В самом деле, ее жизнь и работа были примером редкой моральной чистоты.

Роза Люксембург родилась в 1871 году, в еврейской семье, в Замости, на территории оккупированной Россией Польши. Будучи вовлечена в политику с ранних лет – волна антиеврейских погромов началась в 1881 году – она присоединилась к Польской Пролетарской Партии в возрасте 15 лет. Столкнувшись с постоянной угрозой ареста, не по годам интеллектуально развитая Люксембург эмигрировала в Швейцарию, где она вступила в Цюрихский Университет и стала одной из немногих женщин города, удостоенных звания доктора наук.

Люксембург считала себя гражданином мира и пропагандировала свои взгляды не жалея сил. В 1917 году, в письме из тюрьмы к своей еврейской подруге, социалистке и феминистке Матильде Вурм, она провозглашает: “К чему вам эти обособленные еврейские страдания? Мне столь же близки измученные жертвы каучуковых плантаций Путумайо и африканские негры, чьими телами европейцы играют в футбол. В моем сердце нет отдельного уголка для гетто: в любой точке мира я дома”.  

Но для того, чтобы получить германское гражданство – и место в самой видной социалистической партии – Люксембург вышла в 1897 году замуж за Густава Любека, сына её друга (они никогда не жили вместе и развелись спустя пять лет).

Хотя она и была врагом реформизма, но самым известным спором Люксембург был ее спор с Лениным. После Октябрьской революции 1917 года, она упрекала большевиков за роспуск избранного Учредительного Собрания и за подавление враждебных партий.

“Свобода только для сторонников правительства, только для членов одной партии – какой бы многочисленной она ни была – это совсем не свобода”, – утверждала она, подчёркивая, что “свобода – это всегда и исключительно свобода для того, кто думает иначе” (лозунг, который использовали в 1988 году восточногерманские протестующие).

Это отголосок Джона Стюарта Милля, который написал в “О свободе”, что, если достигнутая мудрость не будет “энергично и добросовестно оспариваться, она будет восприниматься большинством в качестве предрассудка”

За шесть лет до зловещего восхождения к власти Сталина, Люксембург указала, что условия, которые делают возможной “диктатуру пролетариата”, с необходимостью приводят к диктатуре одного человека. “Без всеобщих выборов, без неограниченной свободы прессы и собраний, без свободной конкуренции мнений, жизнь умирает в каждом общественном институте… бюрократия остается единственным активным элементом.”

В 1916 году за организацию антивоенной всеобщей забастовки Люксембург была заточена германским правительством в тюрьму, а 8 ноября 1918 года освобождена – в день отречения Кайзера и установления республики.

Хотя Либкнехт пошел дальше и провозгласил “свободную социалистическую республику”, Люксембург противилась желанию спартакистов скопировать большевиков и взять власть силой. После создания в январе 1919 Германской Коммунистической Партии она выступила за участие в первых выборах Веймарской республики, но партийный съезд поддержал бойкот. Когда в ответ на увольнение властями Эмиля Эйхгорна, левого главы полиции Берлина, началось массовое рабочее восстание, Люксембург предвидела катастрофу, но считала себя обязанной участвовать.

Президент Фридрих Эберт, социал-демократ, в ответ отдал протонацистскому Фрайкору приказ сокрушить восстание. 15 января её голову разбили прикладом винтовки. Её расстреляли и выкинули в берлинский Ландвер-канал (сейчас там находится чугунный мемориал, носящий ее имя). “Ее убийство, – заметил биограф Троцкого Исаак Дойчер, – “было последним триумфом Германии Гогенцоллернов и первым триумфом Нацистской Германии”.

Последуют проявления намного большего варварства, чем предсказывала Люксембург. Но ее наиболее смелое прозрение – это не то, как быстро может пасть власть. Скорее, это её бесстрашное утверждение, что социализм и демократия ничего не стоят друг без друга.

George Eaton для журнала NewStatesman. Перевод – С. Спариш. Оригинальный текст см. по ссылке.